Покой лишь мгновение. Если он длится дольше, он развращает, разлагает. Временами я ненавижу эту страну. За её покой, за её добро ко мне. Нет ничего хуже, чем отвечать на добро злом. И именно это делаю: на добро отвечаю злобой и холодной ненавистью. Я хотела бы быть патриотом, но у меня нет родины.
Отличный клип и песня. Вообще очень полюбила творчество Петера Хеппнера. Этот клип отлично иллюстрирует мои чувства и настроения за последние несколько месяцев. Да и до того тоже.
Семь лет моей жизни длилось испытание огнём. У меня был враг, убежище и союзник. Было время, когда я каждое утро шла как на фронт, не зная, как и где сегодня ударят. Это были годы ненависти. Семь лет я стояла в осаде, день ото дня отражая новые волны агрессии. Я вела себя отчаянно, порой провоцируя агрессию. Я бросалась на штыки, я ждала первого удара. Но всё-таки у меня была тихая гавань, чтобы отдохнуть и набрасться сил, и друг, в чей дом можно было отступить, где можно было скрыться, и с кем можно было от души посмеяться. Правда, мой друг не был со мной на линии огня, я сражалась одна. Но ближе к концу врагов стало меньше, я вздохнула свободней. И было много хороших моментов за эти семь лет огня.
Потом наступила вода. Я попросила у мира себе времени на отдых, но мир дал его больше, чем следовало. И я потонула в нём. Моя тихая гавань стала моей темницей. Я не помню как проходил мой день в тот первый год воды. Я много спала и мало что делала. Мне невозможно было себя собрать, я как будто развалилась. Я не знала, чего хотеть. Я боялась грядущего, не хотела думать о нём. Помню я лежала и говорила себе мысленно: "Моя жизнь пуста. Я хочу умереть". Меня в самом деле посещали такие мысли. Встречи с другом стали реже. А потом... грядущее, на что я старательно закрывала глаза, наступило. И было много суеты, много спешки. Но всё прошло быстро, и я вдруг оказалась за океаном, оторванная от своей тихой гавани и своего верного союзника. Но впереди было ещё два года воды. Бесцельно потраченного времени. Этого драгоценного времени, котого мир мне широкой рукой отсыпал больше, чем должен был. Я тратила время на занятия, которые не приносили мне пользы, я распыляла свои усилия на что-то ненужное. И в результате был ещё один год, последний, третий год воды. Он был похож на первый. Снова пустота, снова бесцельность. В последние его дни я впала в отчаяние. Эта бесконечная вода довела меня до нервного срыва. Но прошло несколько дней, и вода наконец кончилась.
Медные трубы. Сначала я не поняла, что изменилось. Просто, у меня появились дела. Мне стало некогда. Мир, который был враждебен ко мне в огне и дружелюбен в воде, теперь стал ко мне просто безразличен. Я словно перестала ему быть интересна. Теперь, у меня не было рядом ни врага, ни друга, ни тихой гавани. Не было даже той невесомости, которая была в воде. Я имела дела, что мешали мне впасть в дремоту, но я была сама по себе. Не было больше вызовов, брошенных мне. Я почувствовала себя старым воином, который вновь взялся за оружие, но сражаться уже не с кем. Есть только спокойный труд. Мечта для многих. Удавка для меня. Петля эта стягивается так медленно, что я целый год этого не замечала. Только побывав снова в моём прежнем мире и вернувшись обратно, я увидела эту повсеместную безжизненность идеальной гармонии. И не то, что мне не нравится то, что я сейчас делаю. Очень даже да. Но наступил мучительный застой, мучительней воды. Мир почернел для меня. В нём больше нет врагов и союзников. И действие теперь, хуже прежнего бездействия. Я рассекаю туман своим зазубренным мечом. Я в туман пускаю свои стрелы с фазаньм оперением. И ничто не хочет принимать вызов или бросать его мне. Я одна, как никогда прежде.
И с каждым новым этапом на предыдущий смотришь с невольной завистью. Последние дни я ловлю себя на мысли: "Господь, зачем ты привёл меня в этот мир? Чем, ну скажи, ЧЕМ он был плох без меня?"
Я не знаю, сколько ещё лет продлится это самоё тяжёлое испытание. Но я знаю одно. Пусть мир предал меня, но я всё равно не стану человеком. Я отказалась им быть давным-давно. Человек - это то, что нужно преодолеть. Но кроме зависти холодной, Природы блеск не возбудил В груди изгнанника бесплодной Ни новых чувств, ни новых сил. И всё, что пред собой он видел, Он презирал иль ненавидел.
Что в поздней осени? Лишь нагота деревьев, туманы, жухлая листва. И увядание природы в преддверии зимы. И влажная земля под ковриком промокших прелых листьев. Текучесть воздуха, сквозные рощи мира, наводят сон, какие-то печальные раздумья. И время, словно воды омута, застыло между голыми и чёрными ветвями. Забыло надобность спешить и таять, оно устало, больше не спешит. Подлесок. Небо серое, без солнца и луны, без синевы, лишь только тучи двигаются временами. Пожалуй, всё наводит дрёму и тоску, и шип терновый боли, как разбойник, зацепился в сердце. Всё в поздней осени, здесь время не течёт. Здесь вечная печаль и даль, в которой нету солнца, лишь полумрак под голыми ветвями. И падалица под ногами только тихо шепчет какие-то неясные слова лесных наречий. И валуны замшелые молчат под тихой сенью мелких веток. Нагих и чёрных, как рисунки уголька на выцветшей бумаге неба. Всё воет ветер, поёт какие-то забытые преданья чужеродных заокраин. Каких-то странных и нездешних, давным-давно потерянных народов. Как ночь вторгается в вечернюю зарю, так тишина на смену золоту приходит. Всё осень. Но что-то есть такое, отчего вся грусть проходит. Истлеет в прежних мыслях, тоже медленно ушедших. Не мысль о нарядной стуже и зиме, вот-вот прикроющей всю тишину, не сделав её громче, но живей. Зимы не будет. Какая-то необъяснимая краса есть в поздней осени. Есть в голых мокрых ветках и чёрных угольках. И в буро-серых молчаливых валунах в коричневой накидке. И в листьях насквозь мокрых, прелых, выцветших, лежащих всюду нескончаемым ковром. И даже в сером небе, где нет солнца, но какая-то престранная и притягательная прелесть. Непереданная и непередаваемая мудрость в самом воздухе висит. Молчит навеки, и тем она мудрей. И шип давно уж вынули и рану залечили седые ветры, ветви и намокшие стволы. И ностальгия только робкая, почти несуществующая есть. Совсем немного есть. Считай, что нет. Напоминает мне туман вдали какие-то виденья. Какие-то, забытые за много жизней, милые края. И путешествие зовёт идти скорее на запад, наблюдая вечность в тучах и дождях. Быть может, только я и вижу эту мудрость. И, может, только я смакую осень без листвы и снега. Но что-то в памяти такое, чему не дать ни слов и описания. Чего не знаю я сама, не ведаю чего. И я роняю слёзы счастья в осень. И падает слеза моя на прелую листву. Я счастлива и плачу оттого, что просто существую в мире. Всё воет ветер гимны из неведомых земель. И осень вечного скитальца колыбель.
Между научно-популярной и научной литературой я выбираю научную. Меня так задолбали авторские ужимки и виляние хвостом в научной-популярной литературе, что лучше уж я буду довольствоваться сухим и не всегда понятным научным языком, чем терпеть неуместные шуточки, идиотские подколы (а иногда и прямое вытирание ног о читателя) и навязывание своего мнения в научно-популярной. Так и хочется сказать автору: "Чего ж ты в художественную литературу-то не ударился? Чего ж, горемычный ты наш, научную пишешь?" Впрочем, наверное, они пишут и художественную. Я нисколько не ставлю под сомнение образованность авторов и их знание предмета. Но... давайте оставим шутки-прибаутки женским бульварным детективчикам. Я думала, что Еськова слегка заносит и что он слишком... как бы так выразиться... небеспристрастно пишет. Лично мне кажется, что он где-то с середины книги, когда речь заходит о причинах вымирания динозавров, слишком давит своим мнением и своей теорией, которая, на мой взгляд, не более убедительная, чем общепризнанная. Но Еськов оказался белым и пушистым рядом с Журавлёвым. С первых строк его книги "До и после динозавров" мне стало тошно. Он просто не уважает читателя и считает его идиотом. И дальше в течение всей книги это сохраняется. Его кривляние, вроде: "Тем читателям, кто ещё не упал со стула с храпом..." - просто вводят меня в ступор. Есть там примеры и похлеще. Нет, это совсем не юмор, да и вообще, юмор - не для научной литературы, начнём с этого. По большому счёту, большинство научно-популярных книг для меня - это тонны и тонны словесной руды, которую нужно грамм за граммом просеивать и искать в ней крупинки золота под микроскопом. В книге Еськова "Удивительная палеонтология" новая и интересная для меня информация в общей сложности занимает объём не более одной главы. А в ней того, что мне действительно нужно - один абзац. У Журавлёва и того меньше. Ради таких ничтожных результатов я терпела столько ненужного мусора. Нет, лучше уж я потерплю сухой научный стиль, чем творчество авторов многих научно-популярных книг.