Первый снег

[Клориан]

Я ещё не написала пролог. Увы, прологи всегда - очень нудная и скучная вещь. Пролог, на то и пролог, что существует для ознакомления. Но без него придётся туго, особенно в отношении названий, географии и минувших, ещё до начала сказки, событий. Но пока его нет, конечно, только моё упущение в том, что что-то в тексте может быть непонятно.
Я вообще только провожу пробу, так сказать, опыт, вполне может быть, что эти же события я могу переписать от начала и до конца. А если даже и не так, то я точно буду этот текст редактировать. Мне, честно говоря, поначалу не очень хотелось выкладывать это тут, но текст этот едва ли кто прочитает, так что я думаю, что ничего не теряю.

Глава I.
Первый снег.

Дарва проснулся перед рассветом. В избушке было так холодно, что пар валил изо рта. В камине отсырели дрова, а окна с обратной стороны покрылись тонкими морозными узорами.
Какое-то время Дарва просто лежал на кровати, глядя в потолок и вслушиваясь в звенящую тишину. Он всегда просыпался тогда, когда было надо, и никогда не залёживался в постели. Но сегодня было особенное утро. Такая удивительная тишина бывает только единожды в году. Тогда, когда выпадает первый снег.
Небо быстро светлело за окном. Дарва, наконец, встал с кровати. Ежедневные дела не могли ждать, но он всё-таки решил прежде всего выйти на улицу и поглядеть на обновленный зимний мир. Не одеваясь, он босыми ногами прошёл по бревенчатому полу к двери и попытался её открыть, но та туго поддавалась. Дарва навалился на неё и с силой распахнул. В глаза ему тут же ударила волна ярчайшего света, а лицо обжёг ледяной воздух. Когда глаза привыкли, взору его открылась удивительная картина: разгорающийся рассвет зажёг огонь нежного снега, небо было золотисто-розовым, белый костёр охватил деревья, растущие в саду и в роще неподалёку; землю сплошь укрыло сверкающее накрахмаленное покрывало, которому не было видно конца и края и на котором уже были первые птичьи следы; деревья и кусты запорошенного сада отбрасывали на снег длинные лазурные тени; солнце сверкало и пело над всем этим.
Какое-то время Дарва просто стоял босой на снегу, выпуская клубы пара изо рта. Холода он не боялся, но вскоре ступни стало покалывать, и он решился сделать несколько шагов, невольно разрушив первозданную снежную гармонию.
Дарва любил наслаждаться мгновениями жизни, тем более такими неповторимыми. Он часто наблюдал закат или рассвет, вслушивался в шелест деревьев и музыку дождевых капель, глядел на звёздное небо, иногда даже ночь напролёт, внимательно следил за изменениями в повадках зверей, птиц и растений, разглядывал замысловатые морозные рисунки на стекле, вспоминал что-то, глядя на смутные силуэты деревьев в сумерках. Это было его любимым занятием, и во многом он находил прелесть, когда другие не обращали на это внимания.
Жил Дарва отшельником на небольшом холме неподалёку от деревни Тихолесье. В деревне его не любили и называли безбожником. Он действительно не разделял их языческого верования, не участвовал в праздниках и не совершал паломничества. Но многие жители Тихолесья уважали его за то, что он лечил скот и людей от разнообразных хворей, хорошо разбирался в целебных травах и делал из них полезные лекарства. У Дарвы был небольшой огородик, который он любил и за которым заботливо ухаживал. В нём он выращивал тыковки, репу, морковь и свеклу; ещё у него было несколько плодовых деревьев, которые он тоже никогда не оставлял без внимания.
Хотя он жил в Тихолесье уже восьмой год, родом был он из совсем других мест. В деревне все люди были узколицые, кареглазые с чёрными или коричневыми волосами, довольно высокие, имеющие в меру смуглую кожу. А Дарва был совсем не похож на них: в росте он был немного ниже, чем большинство селян, широкоплеч, волосы у него были светло-русые, а кожа молочная. Лицо его тоже заметно отличалось от лиц местных жителей: оно было пошире, с высоким горбатым лбом, прямым носом с узкими крыльями, тонкими губами, густой бородищей, широкой челюстью, впалыми глазами в обрамлении множества тонких морщин и нависшими над ними светлыми бровями безо всякого изгиба. Лицо его было бы красивым, не будь оно таким заросшим и угрюмым. Никто не знал его возраста, но по внешности можно было судить, что ему было около сорока пяти – сорока восьми лет.
Глаза у Дарвы были особенные, их цвет напоминал цвет пасмурного неба, может, поэтому или по какой другой причине, глядящему в его глаза могло показаться, будто где-то у них на дне лежала глубокая застарелая то ли тоска, то ли обида. Лицо Дарвы богатой мимикой не отличалось, только когда он спал, можно было заметить, что во сне он постоянно меняется в лице и что-то шепчет губами. Какие дальние страны или забытые переживания являлись ему во снах – понять было нельзя.

Тем морозным утром он стоял босиком почти по колено в снегу под большой яблоней у себя в огороде и особенно чутко прислушивался к тишине вокруг, словно он встречал первый снег здесь в последний раз.
Тишина не была мёртвой, разнообразные приглушённые звуки доносились со всех сторон, оповещая на разные лады о начале нового дня. Отдалённые голоса людей, ржание коней в стойле, крики разных птиц, карканье ворон время от времени нарушали тишь. Одна из ворон пристроилась на той ветке, под которой стоял Дарва, и наблюдала за ним блестящим вороньим глазом. Ощущения самого Дарвы в тот момент были сравнимы с тишиной вокруг. В целом он был спокоен, но самые разнообразные чувства разбавляли это спокойствие. Ему было сладостно и приятно, как всегда бывает, когда он наслаждается красотой неповторимых мгновений природы, но ещё глубже его терзало смутное беспокойство, которое чесало пятки и требовало немедленно сорваться с места для каких-то срочных дел, которые он может не успеть сделать потом. Причину этого мятежного чувства Дарва не осознавал, он лишь мысленно отметил, что снег в этом году выпал слишком рано и слишком неожиданно, и от этой мысли беспокойство почему-то нарастало. Одновременно с этим он ещё и удивлялся сам себе, ведь никогда раньше причуды природы не ставили его в тупик и не вызывали таких странных ощущений, потому что он всегда принимал их, как должное.
Утренний морозец был приятнее любого умывания. Дарва подставил лицо легкому ветерку, сдувающему снежинки с ветвей и крутящему их в сверкающем хороводе. Ветерок обласкал лицо отшельника, пошевелил его бороду и волосы и незаметно утих. Дарва улыбнулся, глубоко вздохнул и поглядел задумчивым взглядом вдаль.
Сверкание пушистого снега напомнило ему о далёких горах, с которых он некогда спустился и пришёл в Элдиан. Те вершины круглый год сверкали белёсой сединой, и это было красиво…
Ворона, сидящая на ветке, вдруг сорвалась и со звонким карканьем полетела куда-то в небо. Снег осыпал Дарву. Особенно много холодных рассыпчатых кусков попало за шиворот. Дарва крупно задрожал, но не стал пытаться вытрясти снег из-под одежды, под рубахой капли талой воды тотчас же потекли по голой спине. Ещё немного постояв, он внезапно почувствовал, что больше не может терпеть жжение ледяного снега на своих пятках. Он сорвался с места и чуть ли не вприпрыжку побежал в дом.

Ближе к полудню Дарва пришёл к деревенскому шаману – подлечить захворавшую козу. Шаман по старой привычке встретил его не очень радушно, но от помощи не отказался, тем более, что сам о ней просил.
Оказалось, что коза недавно подхватила простуду, потеряла аппетит и была очень плоха. Дарве пришлось насильно затолкать ей в рот настойку, которую он припасал специально для такого случая. По словам шамана, духи природы отвернулись от его коз, и теперь даже самые лучшие и проверенные ритуалы и обереги не помогали: козы хворали и дохли. Дарва хотел снова напомнить ему о том, что с напастью можно было бы справиться безо всяких ритуалов, просто утеплив хлев, но, вспомнив, что в прошлый раз шаман ему не внял, счёл это бесполезным. Никаких денег, конечно, шаман лекарю давать не стал, сославшись на то, что у него самого едва хватает, но в качестве оплаты подарил ему маленький амулет от сглаза. Дарва принял его из вежливости.

За день не произошло ничего необычного. Когда Дарва сел ужинать, уже успело стемнеть. Ужин его был довольно простым – перловая каша, мятный чай и кусочек хлеба.
Огонь мелодично потрескивал в камине, за окнами была непроглядная тьма, слышались завывания ветра, напоминающего о скорой метели. Утреннее светлое небо почти сразу затянуло, и весь день была пасмурная погода, но только к вечеру стала собираться вьюга. «Ну, и хорошо, - думал Дарва, - ночью отшумит, к утру ясно будет».
Вдруг сквозь вой ветра ему послышался скрип снега, как от шагов. Он насторожился. Скрип послышался снова – уже ближе. Дарва подумал, что это, должно быть, шаман пришёл попросить ещё настойки для лечения козы, только странно было бы выходить из дома в такую погоду. Уже совсем близко, почти за дверью стали раздаваться голоса людей. Слов различить нельзя было, но голоса явно звучали откуда-то неподалёку. Кто это? Разбойники? Очень может быть. У Дарвы последнее время разбойники – частые гости, они предпочитают выбирать дом, стоящий подальше от всех остальных. Он бы уже уверился в этой догадке, но вот только при таком ветре и разбойник из дому носу не кажет. Это было странно и подозрительно. Может, пилигримы? Тоже вряд ли, потому что в это время паломничества не проходит. Других гостей Дарва представить не мог. Недоумение его граничило с тревогой.
Незваные гости немного потоптались у порога, а потом раздался стук в дверь. Немного поколебавшись в борьбе между тревогой и любопытством, Дарва открыл. В дом тут же залетел ветер, принесший снег и мороз. На пороге стояло семеро человек – шесть мужчин и одна женщина. Первых троих было хорошо видно, силуэты прочих же терялись во мгле. Все они были одеты в уже подпорченные, но ценные одежды, кожаные сапоги и плащи из дорогой шерсти, подбитые мехом. Хрипловатым голосом один из них произнёс:
- Здравствуй, хозяин. Впусти, пожалуйста, нас на ночлег.
Дарва был так удивлён и озадачен, что не сразу нашёлся с ответом. На разбойников они не походили.
Заставлять ждать усталых путников было глупо, так что он впустил их всех без вопросов. Прежде, чем войти каждый из них усердно потопал ногами, обтрясая налипший на сапогах снег. Это мало помогло, поэтому, как только они вошли, Дарва взял сухую тряпку и принялся вытирать грязную талую воду.
Гости, между тем, разулись, сняли свои плащи, повесили их на грубо обструганную деревянную вешалку у входа, побросали свои котомки в угол и расположились кто где. Домишко отшельника явно не был предназначен для такого количества народа: в нём было всего две комнаты – прихожая и спальня, один стол, кровать, небольшой очаг, два ветхих стула, узкая деревянная скамеечка в прихожей, табуретка и одно мягкое кресло. Ему хватало этого с лихвой, и он никогда не предполагал, что ему когда-нибудь придётся принимать у себя столько гостей сразу. Но не выгонять же теперь их.
Когда все устроились вокруг очага, Дарва раздал им всем по миске подогретой перловой каши. После короткой трапезы самый рослый из гостей, тот, который обратился к нему в первый раз, заговорил:
- Простите, пожалуйста, хозяин, нас за то, что мы так бесцеремонно заявились к вам домой. Мы к вам ненадолго.
- Ничего, всякое бывает, - ответил Дарва.
- Спасибо за понимание, - продолжал его собеседник, - Видите ли, мы уже несколько месяцев разыскиваем одного человека, и след, долгое время плутавший и теряющийся, привёл нас в Тихолесье. Когда мы поспрашивали в деревне, нам ответили, что этот человек - вы, отшельник, живущий на отшибе, поодаль деревни. Мы так обрадовались, что тут же направились сюда, несмотря на советы крестьян обождать. Пока мы шли, разыгралась метель, и нам ничего не оставалось, кроме как попросить у вас крова на ночь.
Дарве потребовалось какое-то время, чтоб осмыслить услышанное. Дело было не в том, что он медленно соображал, а в том, что элдианский язык не был ему родным, и, хотя он говорил на нём почти без акцента, ему часто нужно было немного времени, чтоб понять чью-то речь.
- Вы искали меня? Зачем? – спросил он наконец.
Его собеседник хотел было открыть рот, но Дарве ответил другой член их отряда, помоложе и подерзей:
- Ещё бы! Мы искали тебя. Это ведь ты Дарва Безбожник?
При последнем слове на лица незваных гостей пала тень негодования и недоверия.
- Да, - ответил отшельник, ничуть не устыдившись своего прозвища.
- Значит это ты. И по описанию подходишь. Между прочим, мы бродили по Элдиану в поисках тебя целых…
- Кинрал! – вдруг перебил его глава их отряда, - Помолчи!
Юноша явно хотел что-то ещё сказать, но послушно замолчал.
- Простите его, господин, - вновь обратился он к Дарве, - Мы все очень устали и не располагаем к этикету.
Поведение этого человека озадачило Дарву ещё больше. Уже много лет он не разговаривал с людьми одетыми в такую богатую одежду и обладающими такими утончёнными манерами. Выговор их отличался от местного, было ясно, что они пришли издалека. Дарве оставалось только гадать о том, что им было нужно от него.
Оглядев своих гостей, он отметил, что четверо из них точно были из одного племени, внешне они напоминали крестьян из Тихолесья, но были ниже и более коренастыми. Ещё двое были, похоже, братьями, кожа у них была посветлей, а глаза имели мутно-зелёный цвет. Женщина, видимо, не состояла в родстве ни с одним из них, она была пониже прочих, у неё были коротко обстриженные тёмно-каштановые волосы и светлая кожа, зрачки её были скрыты плотной желтовато-серой плёнкой, судя по виду, это была запущенная катаракта.
- Прошу прощения, мы вам так и не представились, - виноватым тоном сказал главный в отряде, - Меня зовут Серогор, это – он показал на дерзкого юношу, - Кинрал, самый младший из нас, а это – Коршун и Буревестник, - сказал Серогор, обернувшись к двум братьям, стоящим в углу, - А её зовут Незрячая, - указал он на женщину.
- Я Роггар, - сказал Дарве один из мужчин.
- А я – Камрин, - добавил последний.
- Рад знакомству, - буркнул Дарва, - Чем обязан?
- Понимаете, - заговорил Серогор на полтона тише, словно побаиваясь, что их кто-то подслушает, - мы искали вас не просто так. Одному высокопоставленному человеку необходима срочная помощь в очень деликатном деле. Сейчас покажу… - он достал из-за пазухи какой-то жёлтый свёрток пергамента.
Когда он его развернул, оказалось, что это письмо, внизу которого поставлена печать. Дарва узнал её – это был герб рода Уххар, из племени Золотых Оленей. Но сложное руническое письмо он не понимал, потому что был безграмотный.
- Я не умею читать, - сказал Дарва Серогору.
Тот этому не особо удивился.
- Здесь изложена просьба нашего господина, адресованная вам.
- Мне? – удивился Дарва, хотя прекрасно понимал, что это глупый вопрос.
- Вы в прошлом были известным человеком, - сказал один из братьев.
- Вельможи ко мне не обращались, - возразил отшельник.
Серогор глубоко вздохнул и с натугом продолжал:
- Дело в том, что у дочери этого человека около года назад внезапно стало ухудшаться здоровье. Он приглашал шаманов, жрецов и знахарей, но ничего не помогало. Позже выяснилось, что это опасная неизлечимая болезнь, перешедшая ей по наследству от матери. Наш господин впал в отчаяние и постоянно посылал весточки в самые дальние уголки Троеречья с просьбами о помощи. Многие отзывались на них, но даже самым лучшим целителям не удавалось сделать больше, чем оттягивать неизбежное. Тогда-то мы впервые и услышали о вас. Какой-то шаман, пришедший помолиться за здоровье его дочери, между делом сказал Незрячей о том, что есть якобы какой-то горец, пешком прошагавший всё Троеречье, и что он-то точно знает способ излечить госпожу, если это возможно. Поначалу никто не придал значения его словам, но некоторые другие лекари из Иедрата и дальних провинций Элдиана говорили то же самое. Когда эти слухи дошли до нашего господина он стал цепляться за них, как утопающий за соломинку, и, хотя его советники всеми силами отговаривали его от этой затеи, уверяя, что это всё в лучшем случаи лишь домыслы, а в худшем – намеренная ложь, он всё равно решил основательно взяться за эти сплетни. И его усилия были вознаграждены! Вскоре к нему привели старого жреца по имени Галлек, который сказал, что знал такого человека лично и что ему доподлинно известно, что этот человек в своих странствиях сумел разыскать среди гор Северного Рога не что иное, как Долину Пиона, где растут чудотворные деревья, исцеляющие от любой хвори, даже если больной уже одной ногой в могиле. Это стало единственной надеждой нашего господина. Галлек сказал, что не знает, где этот горец сейчас, но вместо этого дал точное описание внешности и поведал, что его имя – Дарва, а прозвища – Безбожник или Северянин. Сразу же после этого был создан отряд для поисков. Мы потратили на эти поиски почти четыре месяца, и вот, наконец, мы нашли вас в Тихолесье. И теперь мы все от имени нашего господина спрашиваем вас: вы нам поможете?

Дарва слушал эту историю не перебивая, устремив невидящий взгляд на резвящиеся язычки пламени в камине. Когда Серогор договорил, воцарилось всеобщее молчание. Дарва осмыслял услышанное, а гости взволнованно ожидали ответа отшельника, но тот не говорил ни слова и по-прежнему не моргая глядел на пламя. За окнами протяжно, посвистывая и улюлюкая, выла вьюга. Тихо и мелодично потрескивал огонь. Ожидание затянулось.
В конце концов Буревестник не выдержал:
- Ну, что же ты молчишь?
В ответ Дарва проговорил:
- Утро вечера мудренее.

Дарва натаскал побольше сухого сена из сарая и постелил его на пол. Постели получились не самые удобные, но зато более или менее тёплые. Потом он достал несколько старых шерстяных одеял и раздал их своим гостям. Одеяла были дырявые, грязные, пыльные, кое-где проеденные молью, но никто от них нипочём не отказался. Жил он холостяком и поэтому в его доме не было хозяйки, которая бы припасала хорошее постельное бельё на случай появления гостей, так что нежданным посетителям пришлось обходиться тем, что есть.
Незрячей было разрешено занять кровать Дарвы, а Серогор устроился в кресле. Прочие легли на сено, с головой укрывшись одеялами. Сам Дарва в ту ночь так и не лёг спать, не смотря на то, что ему оставили место. Он сидел на стуле перед камином, вглядывался в причудливый танец искр и размышлял о недавних событиях.
Имя «Галлек», разумеется, было для него не ново. С этим человеком Дарва познакомился десять лет назад в городе Диррале. Столица Элдиана всегда была богата на самых разнообразных приверженцев всех существующих культов. Галлек принадлежал к одному из крупнейших, он прославлял верховную богиню Алвесс и настаивал на её первенстве среди прочих божеств. Дарву иерархия языческих богов не интересовала, но с Галлеком они смогли сдружиться и даже какое-то время вместе странствовали по Элдиану. Но ещё раньше Дарве довелось совершить путешествие из Заречного Края в западные земли через хребет Полумесяц. В этом путешествии его сопровождал его верный друг и товарищ – молодой охотник из Аннской долины по имени Тимьян. Много трудностей и невзгод они перенесли бок о бок. Дарва как-то раз рассказал об этом путешествии Галлеку. И сейчас он был рад, что рассказал не всё и многое утаил.
Как бы то ни было, а с именем «Галлек» Дарву посещали безрадостные чувства. Этот человек никогда не был идеальным, и у них с Дарвой часто были ссоры на почве верований Галлека, но в последнюю их встречу он повёл себя в высшей степени по-свински даже для него. В тот вечер, когда они прощались перед тем, как Галлек отправлялся в паломничество к Башне Тишины, он напоил Дарву, а когда тот уснул, как убитый, вероломно обокрал его, оставив без гроша в кармане, ну а на утро его и след простыл. Дарва никогда не скупился в деньгах, если было нужно, всегда давал столько, сколько мог дать. Он умел относиться к деньгам без вожделения и привязанности, свойственной многим другим людям, и, если бы Галлек просто попросил бы, то Дарва отдал бы свои деньги ему добровольно. Но хуже всего было то, что Галлек никогда по-настоящему не доверял Дарве и поэтому решил, что лучше всего будет просто-напросто его обчистить, поправ все узы, хоть и не крепкой, но всё-таки надёжной, дружбы. Так кончилось их знакомство.
А вот своё путешествие в западные земли Дарва всегда вспоминал с особой любовью, потому что с ним у него связаны самые счастливые и яркие воспоминания. Поначалу он хотел вести дневник, но Тимьян посоветовал, что лучше вести его на элдианском или иедратийском языке, чтоб кто-нибудь когда-нибудь мог его прочитать и восхититься приключениями, описанными в нём. Тимьян по этой части был большим романтиком. Но Дарва не знал ни элдианской, ни иедратийской грамоты, поэтому не мог вести дневник ни на одном из этих языков. Вскоре ему наскучило вести его даже на своём родном. Поэтому историю того странствия хранила только его память.
Дарва никогда не верил в чудеса, но ему пришлось в них уверовать, когда он сам, находясь между жизнью и смертью, испытал их на себе. Они с Тимьяном как-то раз в горах попали под камнепад. Тимьяну повезло, и он остался невредим, а Дарве сломало позвоночник. Он не мог встать и даже шевельнуться, хотя его ничего не придавило. Это ужасающее чувство безысходности до сих пор холодило ему кровь всякий раз, как он о нём вспоминал. Тогда ему казалось, что наступил конец мира и дальше не будет ничего. Дарва умолял Тимьяна, чтобы он бросил его и ради спасения собственной жизни пошёл дальше в одиночку, но тот ни в какую не согласился, и он, тощий юноша-охотник, которому не было ещё даже двадцати лет, собрал все свои силы в кулак и на себе потащил Дарву через горы. И каким-то необъяснимым чудом они нашли тропку в скалах, которая привела их к Долине Пиона. Измождённые жаждой и голодом, измученные горным лабиринтом и жестокостью голых скал, они не могли нарадоваться такому повороту событий. Но чудо, которое Дарва пережил тогда, на самом деле, конечно же, было не в том, что они нашли ту тропку и не в том, что волшебные деревья Долины исцелили Дарву. Этому чудесному исцелению он знал разумное объяснение. Чудеса перестают быть чудесами, когда находишь им объяснение. Дарва долго изучал те деревья и, в конце концов, понял закономерности, благодаря которым происходили такие, необъяснимые на первый взгляд, вещи. Но до сих пор он не мог найти объяснение тому, что могло помочь Тимьяну совершить подвиг, который был ему не по силам.
С тех пор прошло почти двадцать лет, но Дарва помнил те испытания и лишения, которые им пришлось пережить, так, словно они были не далее как давеча.
Дарва вернулся в Элдиан один, а после случая с Галлеком он зарёкся рассказывать кому-нибудь о том странствии.
Он всегда пытался убедить себя в том, что ему безразлична судьба незнакомых ему людей, но, обретя с годами мудрость, он понял, что бежать от себя невозможно, и, как бы ни были неприятны ему суеверия и обряды язычников, он всегда был рад оказать им помощь и поддержку, но ему трудно было себе в этом признаться.
За беспечного добряка он тоже не мог сойти, ведь он был весьма критичен в суждениях, к тому же зачастую вёл себя, как эгоист, у него было вечно недовольное выражение лица, он был очень скучным в общении и вообще скуп на слова, хотя побороть врождённую косноязычность он пробовал.

Дарва догадался о том, кто тот «господин», о котором говорил Серогор. Это был не просто знатный дворянин из рода Уххар, а, скорее всего, сам правитель Элдиана. Додуматься до этого было довольно просто. Хотя Дарва никак не интересовался политикой, даже он знал, что на троне Элдиана сидит представитель рода Уххар, что у него рано умерла жена и у него есть только один ребёнок – юная дочь, которая остаётся единственной наследницей.
Её внезапная болезнь должна была стать делом государственной важности. Кто знает, действительно ли эта та болезнь, о которой говорил Серогор? Наследницу вполне могли отравить некоторые «доброжелатели» из их родственников, чтобы оставить правителя бездетным. От этой мысли Дарва скривился: меньше всего ему хотелось влезать в политические интриги. Но потом он отогнал эту мысль, посчитав, что льстит себе, думая, что будет влиять на политику Элдиана.
Но всё-таки тяжесть на сердце не покидала его.

Время прошло незаметно. Вьюга улеглась уже к середине ночи, которая, в свою очередь, отдавала бразды правления утру. Огонь успел потухнуть и недоеденные им поленья неторопливо тлели в камине. За окнами светлело. С тех пор, как выпал первый в этом году снег прошли уже целые сутки. В предыдущее утро он и представить себе не мог, что произойдёт к вечеру.
Дарва оглядел спящих. У них всех были усталые, тревожные лица, которые яснее ясного говорили об их нелёгких поисках. Четыре месяца в дороге – это изнурительное испытание. Отшельнику стало жаль этих нежданных пришельцев. Они, словно оторванные от мира пилигримы, шли в неизвестность от одной деревушке к другой, теряя надежду с каждым днём. Они заслужили отдых.
Взглянув на сваленные в углу отощалые котомки, Дарва подумал, что, должно быть, запас еды у них скудный и надо бы помочь им хоть в этом.

Первой проснулась женщина. Она легко прошла между лежащими на полу товарищами и вышла в прихожую.
- Доброе утро, - тихо сказала она Дарве.
Тот в ответ кивнул. Но она, похоже, не увидела его жеста, потому что подошла поближе, чтоб проверить спит он или нет.
- Я сегодня не ложился, - сказал Дарва.
Незрячая присела на корточки, взяла кочергу и стала разгребать ею угли в камине.
- Обдумывал наше предложение? – спросила она.
- Да.
- Решил что-нибудь?
- Пока нет, но, если мне не будут докучать вопросами, может, и решу.
Женщина больше ничего ему не говорила. Она подложила свежие поленья в камин и стала пытаться развести в нём огонь. Спустя несколько неудачных попыток в очаге загорелись вялые язычки. Дарва немного понаблюдал за ней, а потом любопытство всё-таки пересилило, и он спросил:
- Ты не слепая, почему же тебя называют Незрячей?
Женщина ответила не сразу, она подкинула в камин ещё одно полено, погрела ладони над огоньком и сказала:
- Я слепая. Реальный мир я не вижу, мне видны только очертания дальних утёсов, гор или деревьев, и я могу отличить только день от ночи.
- Тогда как же ты ориентируешься?
- Меня ведут духи.
Дарва нахмурился: каким бы он ни был неверующим, он понимал, что духи существуют на самом деле, ведь зачастую сам нутром чувствовал их присутствие, но к рассказам о жрецах-медиумах, которые способны видеть мир духов, относился с большим недоверием, потому что сам ни одного не встречал, но, если верить словам старых шаманок, чтоб увидеть мир духов нужно ослепнуть для мира человеческого. Возможно, в этом была доля истины.
Незрячая взяла стоящий на столе со вчерашнего дня пузатый, покрытый сажей и ржавчиной, чайник и вышла на улицу. Через минуту она вернулась, в чайник был напихан снег. Подвесив его над огнём, она спросила:
- Где ты хранишь припасы? Надо приготовить завтрак.
- Я сам, - ответил Дарва.
На завтрак он сварил кашу (на этот раз овсяную), заварил крепкий чай из сбора целебных трав и вытащил из кладовой немного вяленого мяса. За столом ему места не хватило, поэтому ему, как хозяину, пришлось, уступить всё, на чём можно сидеть, гостям, а самому поесть стоя.
После завтрака Серогор взял с собой троих человек – Роггара, Камрина и Буревестника и отправился в деревню, чтоб пополнить запас провизии, а остальные стали помогать Дарве с повседневными делами. Никто пока не решался заводить разговор об их вчерашнем предложении, но Незрячая ясно дала понять, что оно осталось в силе и что ответ Дарвы им нужен как можно скорее. Сам Дарва ещё неоднократно возвращался к этим мыслям, и ему мучительно трудно было склонить себя к однозначному решению, но и затягивать с ответом он считал ниже своего достоинства. Поэтому, когда все снова собрались за столом, он первый начал говорить:
- Я знаю, что вы ждёте решения, - обратился он к гостям, - Но прежде я хочу узнать о том, что именно мне нужно сделать, сколько это займёт времени и какая выгода мне светит.
На последний вопрос ответ был очевиден.
- Наш господин озолотит вас! – выкрикнул Камрин.
- Да!, - подхватил Кинрал, - Ты будешь жить в просторном доме, у тебя будут собственные слуги, а работать каждый день тебе больше не придётся.
Воцарилась короткая пауза, все до единого были уверены, что Дарва сочтёт это предложение заманчивым и согласится без дальнейших расспросов. Но Дарва молчал.
- Во-первых, - заговорил Серогор, поняв, что пока всё не будет разложено по полочкам, от Дарвы ничего не дождёшься, - вы должны сказать нам, где находится Долина Пиона и как туда добраться. Во-вторых: вы должны сопроводить нас туда, если это понадобится. Если всё получится, и мы найдём Долину, а дочь господина излечится от болезни, вы будите вправе попросить обо всём, чего захотите, - Серогор пытался сохранять внешнее спокойствие, но он был не в силах скрыть своё волнение по поводу ответа Дарвы.
И, хотя никто не обмолвился о том, что будет в случае отказа, Дарва понимал, что выбора-то на самом деле у него нет. Если он откажется, то его заставят силой. Но мысль об этом почему-то веселила Дарву. Он оглядел собравшихся и, глубоко вздохнув, сказал:
- Это правда, что я знаю, где эта Долина. Я сочувствую горю вашего господина, поэтому, так и быть, попробую вам помочь.
Лица гостей стали светлеть, словно утреннее небо, счастливая улыбка неуверенно заиграла на них.
- Но я должен вернуться до весны! – поспешно добавил Дарва.
Гости усердно закивали.
- Это прекрасно! – воскликнул Серогор.
- Мы бесконечно признательны, - добавил Роггар, - Вы окажете нам неоценимую услугу!

На том и порешили. Дарве пришлось порасспрашивать Серогора про то, где сейчас находится эта больная, как долго туда добираться, и какими тропами нужно пройти, куда они сперва направятся и всё прочее, что нужно было узнать.
Оказывается, что девушку для оздоровления переправили в Светлые Леса – дышать тамошним целебным воздухом, что находятся у подножия Северного Рога. Это известие воодушевило Дарву, потому что Долина Пиона находилась именно в горах Северного Рога, а это значит, что их отряду не придётся делать крюк. Но его воодушевление быстро исчезло, как только он узнал, что его гости единогласно решили, что после того, как они покинут земли племени Саури, они направятся не прямиком в Светлые Леса, а на время праздников пойдут к северным капищам, которые находятся где-то в холмах за Дирралом.
- Ещё бы к Башне пошли в паломничество! – съязвил Дарва.
Его товарищи шутку не оценили и только уставились на него гневным взглядом. Но Дарва ничего не добавил и не стал извиняться.
Запасы еды им пополнил местный трактирщик – за хорошую плату, конечно, а местный шаман уже придумал историю о посланцах свыше, которые приняли облики людей, и пришли наказать неверующего Дарву за все его прегрешения. Тот очень обиделся: это было уж слишком некрасиво со стороны шамана, особенно после того, как Дарва почти задаром лечил его коз. Но его гостей это почему-то ничуть не возмутило, наверное, им даже было лестно от того, что кто-то назвал их посланцами свыше.
Сборы в дорогу шли в течение нескольких дней, Дарва собирал нехитрые пожитки и выбирал из них самые нужные, чтоб взять их в путь. Между тем по деревне быстро разошёлся слух, пущенный, очевидно, кем-то из гостей Дарвы, больше некому, о том, что местный лекарь в скором времени уйдёт из Тихолесья и, возможно, насовсем. Это вызвало самые разные догадки о том, что такое могло заставить это домоседливого Безбожника вдруг сорваться с места и отправится невесть куда, невесть с кем. Впрочем, незваные пришельцы, пожаловавшие в Тихолесье, как снег на голову, быстро заслужили почёт среди местных. На следующий же день после прибытия они отправились к лесным капищам и оставили там подношение духам, об этом тут же рассказал всем и каждому деревенский шаман. Крестьяне немедленно зауважали странных скитальцев. Позже Дарва с удивлением для себя выяснил, что не все жители деревни рады его отлучке, а некоторые даже уговаривали его остаться, уверяя, что зимой им будет невмоготу без его врачеваний. Дарва и сам это понимал, но особого выбора - идти или не идти, у него всё равно не было, так что он не сильно грустил из-за того, что оставляет крестьян один на один зимними тяготами. «Сами не пропадут» - подумал он про себя.

Днём отправки был назначен ближайший понедельник. До этого времени Дарве нужно было разобраться со всеми своими немногими делами в деревне и попросить местного сторожилу приглядывать за его избушкой, пока он не вернётся.
В его погребе завалялась целая груда разнообразных перебродивших настоек, отваров и смесей. И как-то раз утром его товарищи наблюдали в доме очень странную и забавную картину: весь пол был заставлен многочисленными банками, узелками, мешочками и горшками, наполненными самой разнообразной гадостью всех расцветок; посреди всего этого прямо на полу сидел хозяин и неторопливо их разбирал. Всякий раз, когда он открывал баночку с какой-нибудь бурой жидкостью, вокруг разливалось зловонье перебродившего настоя. Банки, которые источали особенное зловонье, Дарва откладывал к дырявым мешкам, прохудившимся горшкам и пропавшему варенью.
- Зачем ты всё так тщательно разбираешь? – спросил его Коршун, - Ты мог бы сделать это и потом, когда вернёшься.
- Нет, - отвечал Дарва, - Потом повода не будет. Надо сейчас.

Последние несколько дней прошли незаметно. Серогор и его товарищи помогали Дарве привести в порядок жилище и собраться в дорогу. Настойки и припарки, которые не были испорченными, он раздал крестьянам, чтоб им было чем подлечить скот зимой. В деревне был и другой целитель, который хорошо перевязывал переломы, сбивал температуру и лечил людей от разных болезней, и хотя он не так хорошо разбирался в травах, Дарва мог спокойно оставить Тихолесье. Перед уходом он отдал деревенскому целителю некоторые свои лекарства и объяснил, что где применять. Ещё он задумался о том, чтобы отдать шаману целебную настойку для его коз, но передумал, решив, что шаман вел себя слишком неблагодарно.

Утро понедельника выдалось морозным и пасмурным. Перед рассветом незаметно и бесшумно вышли они из дому. Каждый навьючил на себя столько, сколько мог нести. Перед тем, как уйти Дарва попрощался с каждым деревом в саду, с каждой грядкой и с каждым кустом. Помахав рукой, оставшейся позади заснеженной рощице, он уже собрался повернуться и отправится вслед за остальными, как вдруг, словно вспомнив что-то важное, развернулся и выкрикнув: «Подождите!» - поспешил в дом. Минуту спустя он выбежал из дома, держа что-то в руках. Но помчался он не догонять остальных, а зачем-то поспешил вниз по склону холма в сторону деревни. Возле домика шамана он остановился и осторожно постучал в дверь. Какое-то время спустя дверь боязливо приоткрылась.
- Чего тебе? – хриплым голосом спросила жена шамана.
- Вот, - Дарва протянул ей горшочек с настоем, - Это для коз. Отдай мужу, когда он перестанет клеветать на меня.
Женщина натянуто улыбнулась, взяла горшочек, буркнула что-то вроде «спасибо» и захлопнула дверь. Дарва, не долго думая, развернулся и зашагал прочь. Когда он отошёл от дома шамана на несколько метров, дверь снова приоткрылась, и женщина, выйдя на порог, глухо прикрикнула ему вслед:
- Да хранят тебя боги!
Дарва не стал оборачиваться, но улыбнулся. Дойдя до ожидающих его спутников, он коротко объяснил, что у него оставалось одно незаконченное дело. Серогор кивнул и, разгребая снег, пошёл вперёд. За ним шла Незрячая, потом гуськом шли Роггар, Камрин и Кинрал, после них были Коршун и Буревестник, а замыкающим был Дарва. Дошагав до пригорка, он бросил прощальный взгляд на деревню: из труб поднимался дымок, некоторые жители уже проснулись и вышли на улицу по своим делам, слышался лай собак, ржание коней, карканье ворон, в Тихолесье начинался новый день. И вдруг, неожиданно для него самого, в сердце Дарвы возникло какое-то трепетное, тёплое чувство ко всей этой деревне, к этим местам и людям, живущим здесь; такое, какое порой возникает, когда глядишь на нагой, сиротливый осенний мир, уже лишённый позолоты и пышного наряда, мир, который вот-вот должно прикрыть первым снегом раз и навсегда.
Но прощание затянулось и Дарва, обнаружив, что снова отстал, поспешил вслед за отрядом.
Его путешествие началось.

@темы: Фрагменты