Реликтовый человек - I

[evoelyany]

Я давно намеревалась переписать этот рассказ, но работа остановилась на последней четвёртой главе. Надеюсь, скоро закончу. Второй вариант очень сильно отличается от первого, но рассказ по-прежнему остаётся предысторией к Триасу.

Реликтовый человек

I. Лабиринт иллюзий.
Я лежал на влажной мягкой почве. Мне не было холодно, но члены мои будто бы окоченели от долгого пребывания на промозглом ветру: я не мог сделать ни малейшего движения. Что-то случилось с моим зрением и слухом. Звуки, которые достигали моих ушей, были глухими, отдалёнными и булькающими, как сквозь толщу воды, а свет – рассеянным и мутным, его зеленоватые пятна никак не могли сложиться в чёткую картину, постоянно изменяли форму, то сливаясь друг с другом, то снова распадаясь на расплывчатые жёлто-зелёные заплатки. Моих сил хватало только на то, чтобы изредка немного приподнимать веки, но каждый раз, увидев всё те же бесформенные пятна мутного света, я снова закрывал глаза. Только обоняние продолжало верно служить мне. Мои ноздри щекотал запах ила и болота - его трудно спутать с чем-либо - к нему примешивался стойкий хвойный дух и запах мятого папоротника, а ещё – специфический кислый аромат сока хвоща. Хвойные и хвощовые нотки мгновенно перенесли меня в далёкие таёжные предгорья, сплошь поросшие однообразными лесами высоченных ветвистых деревьев, каждая ветка у которых была облеплена большими пучками плоских иголок. Мне вдруг вспомнилось, как я, поднимаясь в гору, оступился на мягком ковре опавшей хвои, схватился за ветку такого дерева и случайно отломал её. Мне в руки посыпались мелкие серые семена, которые, оказывается, прятались прямо между хвойными пластинками… Но воспоминание ускользнуло от меня, как рыба из пальцев ловца.
А ловил ли я рыб когда-нибудь? Этот вопрос оказался для меня неожиданно сложным. Не вспомнив ничего подобного, я решил, что всё-таки нет.
Внезапно воздух пронзило низкое стрекочущее жужжание, забулькав у меня в ушах. Звук становился всё ближе и громче, пока его источник оглушительно не просвистел прямо надо мной. Спустя несколько секунд жужжание стихло, но его отголоски ещё шумели у меня в голове. Я совсем не испугался и не удивился, но так и не понял, что гудело. Воцарилась тишина, я глубоко вдохнул. Воздух был тяжёлый, мокрый и густой, он склеивал лёгкие, застаивался в трахеях – мне стоило больших усилий выдохнуть. Или, может быть, дело только в том, что я был обессилен?
Не имея возможности ни наблюдать за миром вокруг, ни прислушиваться к нему, я обратил всё своё внимание в прямом смысле внутрь себя. Моё сердце билось ровно, мерно гоняя по телу нормальный для меня объём крови. Спустя пару минут «прислушивания» к себе, я начал чувствовать, как кровь щекочет стенки сосудов, ударяет в кончиках пальцев рук и ног, пульсирует в висках, шумит в ушах. С каждым новым вдохом кровь, полная кислорода и преисполненная неугасающего энтузиазма, летит по организму, выполняя свою прямую обязанность. Всё было в норме. Мои кости, кожа, мышцы, органы, нервная система – всё это было полностью здоровым, готовым к действию в любой момент. Но я по-прежнему не мог шевелиться. Или мог? Я попробовал сжать ладони. Не вышло. Какой-то из механизмов моего тела не работал. Может быть, приказ, передача информации? Не знаю. Внезапно меня посетила мысль, что я, возможно, вообще не совсем в теле.

Сколько времени я лежал в полусознательном состоянии на этой мокрой земле? Часы? Дни? Месяцы? Мои воспоминания превратились в звенящие осколки какой-то сложной хрустальной конструкции, рассыпавшейся под воздействием мощной неизвестной силы. Они затерялись в глубинах подсознания, и собрать их снова в хрустальный дворец моей памяти было невозможно. Впрочем, я был даже рад, что потерял её. Почему – ответ лежал там же, среди руин моих хрупких воспоминаний на дне озера подсознания. Я не мог выудить его оттуда.
Не могу сказать, через сколько минут или часов мир вокруг меня начал проясняться, а я обрёл подвижность. Это просто случилось. Я открыл глаза – и увидел яркий свет, пробивающийся сквозь кроны каких-то очень высоких деревьев. Они медленно покачивались и еле слышно шуршали – листвой? Эту метёлку наверху с трудом можно было назвать листвой, но тогда мне было не с чем сравнивать.
Я обрадовался – сам не знаю, чему, просто… наверное, я узнал эту картину. Деревья-великаны упирались в голубые небеса, по которым не спеша плыли белоснежные завитки облаков, налитых золотом в свете зенитного солнца. Я глядел на них, и глаза мои наполнялись слезами. От яркого света ли? В какую-то секунду я понял, что невольно шевелю пальцами. Я сел. Спокойно, непринуждённо, совершенно позабыв, что недавно я не мог этого сделать. Мышцы мои устали от безделья. Оглядев себя, я понял, что вижу это тело впервые. Или, может быть, не впервые, но первый раз за очень продолжительное время – настолько, что я успел запамятовать, как выгляжу. Мои руки были смуглыми, мускулистыми, с загрубевшей кожей, но без повреждений – ни ссадин, ни синяков, ни шрамов. Гм… а почему я вообще подумал о шрамах? С чего бы им быть? Ноги мои были длинными и сильными. Как раз для бегуна. Я с наслаждением пошевелил пальцами ног. Очень приятно было почувствовать, что снова могу управлять своим телом. На мне была светло-серая туника до колен из неизвестного мне материала. Мои спутанные длинные волосы рассыпались по плечам. Я прикоснулся к ним. Мягкие, тонкие. И седые. Не то, чтобы совсем серебристые, а серые, как и туника, местами с белыми прядями. Ладони сами потянулись к лицу. Глаза застлал сумрак, осязание немедленно доложило мне, что на лице у меня есть несколько глубоких морщин, но в остальном кожа сухая и довольно гладкая.
Я попытался подняться на ноги. Дрожа и боясь не удержать равновесие, я медленно встал. У меня тут же закружилась голова, и, чтобы не упасть, я не глядя схватился рукой за что-то мокрое и шершавое. Когда перед глазами перестали плыть пятна, я поглядел на то, обо что опиралась моя рука. Это оказалась тёмно-зелёная чешуя. Древесная. Кора могучего широкого дерева, под которым я лежал, не была корой в обычном смысле этого слова. Ствол был закован в кольчугу жёстких, плотно прилегающих друг к другу ромбовидных чешуек одинакового размера. Внутри каждой чешуйки был свой рисунок: по центру её проходила полоса из нескольких малюсеньких ромбиков, лежащих горизонтально, полоса упиралась в выпуклую головку на вершине чешуйки. Это было немного похоже на скелет рыбы, у которой, кроме головы и позвоночника, не было никаких костей. Такие маленькие «скелетики рыбок» составляли выпуклый рисунок у каждой чешуйки. Я поглядел вверх. Чешуя дерева поражала своей геометрической правильностью. Множество множеств тонких спиралей спускались вниз по ровной колонне ствола. Правда, чешуйки, конечно, не были абсолютно одинаковыми: некоторые были чуть больше, другие – чуть меньше, но это было заметно только при близком рассмотрении, а в целом они составляли очень правильный и даже красивый узор. Я с интересом разглядывал дерево, но не могу сказать, что его вид вызвал у меня тогда бурный восторг или изумление. Оно почти не имело ветвей, только на самом верху ствол разветвлялся, образую крону – не очень широкую, если сравнить её диаметр с высотой ствола. Все прочие деревья вокруг были такими же. Я понял, что нахожусь в роще или лесу на небольшом островке более или менее твёрдой почвы. Совсем неподалёку начиналась водная полоса, потом – ещё островок, а за ним – вода и лес, насколько хватало глаз. Деревья не брезговали расти в этой заболоченной местности. Они так же прекрасно чувствовали себя в воде, как и те, что были рядом со мной - на суше. Торчащие из неподвижной воды стволы и хвощи отражались в ней, как в чёрном зеркале. Окружающий пейзаж больше всего походил на затопленную поводками лесистую равнину, этакое болото-лес, в котором островки почвы, вроде того, на котором лежал я, были скорее исключением, чем правилом.
Что-то плюхнулось в воду. Я невольно обернулся. В папоротники уползал чей-то длинный, бурый, влажно блестящий хвост. Что бы это ни было, оно меня не испугало.
Я решил пройтись. Что толку стоять на одном месте, если я уже овладел своим телом? Впереди между двумя стволами виднелись заросли хвощей и папоротника. Я пошёл напролом, сломав несколько толстых, но хрупких стеблей. В ноздри мне немедленно ударил резкий кислый запах. Заросли оказались очень густые, поэтому я не заметил, как ступил в воду. Напрасно я хотел её избежать. Здесь она была повсюду. Местами она была мне лишь по щиколотки, а местами – почти по колено. Дно было мягким, почти без камней, поэтому я ступал легко, без опаски. Правда, из воды торчали палки хвощей, иногда очень мешающие, но я шёл вперёд всё равно очень быстро. Лес то редел, то становился гуще, то почти пропадал, открывая широкий обзор на окрестности. В основном это были болота-леса или просто болота, изредка сменяющиеся холмиками, поросшими всё теми же чешуйчатыми деревьями. Деревья эти были двух видов: одни были вроде тех, под которыми я лежал, с кроной из тонких ветвей, покрытых чахлой метёлкой листвы, а другие заметно отличались, чешуйки коры у них имели немного иную форму и рисунок, а ствол наверху разветвлялся всего на две-четыре крупных ветки, каждая из которых заканчивалась огромным овальным помпоном густой тёмной хвои – выглядело довольно необычно. Оба вида деревьев мирно соседствовали друг с другом, кое-где преобладали одни деревья, кое-где другие. За время пути в волосы мне успела забиться целая куча зелёной пыли. Это были споры, которые деревья непрерывно сыпали вниз с крон.
Выйдя из густого участка леса на более или менее свободное пространство, я огляделся. Впереди был лесистый холмик, за которым чаща становилась совсем непролазная. Туда я решил не идти, мало ли что. На холмике я заметил одно большое толстое дерево, которое навскидку было примерно «на голову» выше всех своих собратьев.
Обширную площадь прямо передо мной занимала вода. Я не знал, стоит ли её переходить. Вполне возможно, что деревья не росли в ней из-за того, что там было слишком глубоко. На себе это я решил не проверять и повернул обратно.
К слову, я заметил на разных деревьях разное строение коры. На некоторых деревьях чешуйки плотно прилегали друг к другу, на других – имели большие зазоры. Рисунок внутри тоже отличался. Я заметил, по меньшей мере, пять разных видов «скелетиков рыб» и ещё несколько других, совсем непохожих. Не знаю, чем это объяснимо - то ли разным возрастом деревьев, то ли ещё чем. Вообще-то, я много об этом не думал.
Неожиданно я услышал уже знакомое стрекочущее жужжание. Звук доносился откуда-то сверху. Я вскинул голову и увидел огромную стрекозу. Она стремительно пролетела мимо в направлении лесистого холма, даже не заметив меня. Я облегчённо вздохнул и с тех пор больше не обращал внимания на такие звуки. В целом было бесшумно, только жужжание стрекоз, да ветер, шелестящий в зарослях хвоща и папоротника, нарушал безмолвие этого таинственного леса.

Если говорить начистоту, я плохо помню, что чувствовал тогда. Был ли я рад или печален? Озабочен или спокоен? Испуган или уверен? Наверное, я просто скучал. Сонная обстановка в тех болотистых местах к бурным чувствам не располагала (хотя от природы я довольно эмоционален), поэтому я часами бродил по колено в воде и тине, широко зевая. Лес был полон тайной жизни, в основном это были насекомые, самые мелкие из которых были размером с мой кулак. Один раз я от нечего делать остановил многоножку. На одном из небольших островков это закованное в шипастые пластинчатые доспехи уродство спустилось с дерева и вяло поползло в мою сторону. Гигантских мокриц и тараканов тут было в изобилии, но эта многоножка оказалась особенно огромная. Я стал наблюдать за ней. Она представляла из себя широкую полосу подвижного хитинового панциря с маленькой головой с усиками и доброй сотней пар лапок, выглядывающих из-под панциря. Вообще-то она мне ничем не помешала, но, когда она проползала мимо, я вдруг взял и поставил перед ней ногу. Встретив неожиданное препятствие, она остановилась, пошевелила усами и отползла назад. Явно не желая сражаться с таким грозным противником, как моя ступня, она развернулась и поползла в другую сторону. Довольно крупное создание, длина у неё была больше чем половина моего роста, она могла бы попробовать хотя бы укусить меня. Впрочем, ладно, мне всё равно.
Солнце не садилось и даже не двигалось на небосводе, но это почему-то меня не беспокоило. Страшнее другое – я не мог вспомнить своё имя. Ровно, как и то, как здесь оказался и что этому предшествовало. Я пытался собрать крупицы разрозненных воспоминаний, но это была лишь жалкая пыль, прах, который ветер моих чувств вновь разметал над бескрайним океаном подсознания. Бесполезно это всё.
Надвигалась буря. Стрекозы и прочие летающие твари летели прочь от грозового фронта. Я стоял на краю рощи, прямо передо мной простиралось безлесое «озеро», за ним был холмик с тем самым необычно высоким деревом. Гулко рокотал гром. Я наслаждался видом разыгрывающийся в небе мистерии тьмы и света. Туча очень быстро наползала на небо, отослав вперёд пушистые облачка-предвестники. Ветер усиливался, трепал мои волосы и тунику, бил в лицо и грудь. Чёрная тень накрыла меня. Вдруг - ослепительный всполох кривой молнии и пылающий взрыв прямо воздухе! Так громко, что я едва не оглох. На мгновение огонь и вода соединились в небе в невозможных, недопустимых объятьях двух противоположных стихий – и разошлись – в землю и в небо. Горела роща чешуйчатых деревьев на холме. Я сидел в воде - меня свалила ударная волна взрыва – и глядел на пляшущее под дождём пламя. Эта картина показалась мне смутно знакомой, но лишь позже я понял, что случилось. Мощная молния ударила в самое высокое дерево, вызвав в пресыщенном кислородом воздухе взрыв, который объял огнём всю рощу мгновенно. Конечно, пожар быстро потух под бесчинствующим ливнем. Вода, холодная и жестокая стихия, убила своего возлюбленного, чьи объятья оказались для неё слишком горячи… А, впрочем, к чему это я? Короче, полрощи успело обгореть, а от высокого дерева и места мокрого не осталось.

«Кто я?» - этот вопрос бился у меня в голове давно. Я понятия не имел, сколько времени прошло с тех пор, как я очнулся в этом лесу. Правильно ли сказать, что я потерял счёт времени? Нет, конечно, неправильно. Я его и не начинал. Снова вернувшись на ту полянку на островке, я просто сел на землю и начал размышлять. Но размышления мои прервал громкий всплеск. Я обернулся, ища глазами источник звука. В папоротниковых зарослях исчезал чей-то длинный бурый мокрый хвост. «А-а, этот… - подумал я, - наверное, у него тут что-то вроде гнезда». Я снова вернулся к своим мыслям. Кто я? Наиважнейший вопрос. Своё имя я так не вспомнил, но стыдно будет, если я не смогу вспомнить хотя бы то, чем я являюсь. Мне вдруг стало смешно. Как много времени иногда нужно для осознания простых аксиом! Я – человек. Вне всяких сомнений, я человек. А cо всем человеческим у меня сразу ассоциируется слово «Земля». Земля?.. Это уже не так очевидно. Да, сколь бы ни казался странным этот пейзаж (а мне он совершенно не казался странным), он был однозначно земной. Я бы даже сказал: очень-очень земной. Всё вокруг мне было знакомым и родным, не хватало лишь какого-нибудь маленького и несущественного напоминания, чтобы всё встало на свои места, заняло свои ниши в последовательности перепутанных в моей голове кусочков мозаики. Но я почему-то боялся найти это маленькое напоминание.
Я опять пошёл прогуляться. Не так уж неприятно гулять по илистой жиже среди обнятых чешуйчатыми доспехами деревьев-великанов, сыплющих споры на волосы и плечи.
Странно, кажется, я не совсем научился управлять своим телом. Зачем мне второй раз понадобилось подставлять ступню перед мордой этого огромного насекомого – многоножки? Она, в точности, как прошлый раз, спустилась с дерева, вяло поползла ко мне, встретила препятствие в виде моей ноги, развернулась и уползла куда-то в папоротники. В эту секунду у меня появились первые сомнения. Осознанные, по крайней мере.
Мне никак не удавалось вспомнить, как я тут оказался. Меня не отпускало чувство дежавю, я был уверен, что уже был в этих местах прежде, но при каких обстоятельствах – вспомнить не мог. В конечном итоге, так и не найдя убедительных ответов, я решил сделать вот что: сначала выйти из этого леса, а потом поискать каких-нибудь людей, у которых можно будет просто порасспросить, где я нахожусь. Вполне возможно, что меня каким-то лихом занесло в совершенно необитаемую часть мира, но попробовать найти людей всё же стоило.

Странное дело… решить-то я решил, но к выполнению плана не приступил. Мне приятней было лениться в этих душных рощах, зевать, спать, но не делать того, что должен был. Это мне-то! Возмутительно. Да, действительно возмутительно: я чувствовал, что лень противоречит моему характеру, моим привычкам и вообще темпу моей жизни. И я заставил себя. Стал пастырем для самого себя, собирал разбредающиеся мысли в кучу, постоянно напоминая себе, что нужно делать.
И вот на этом самом месте начало происходить что-то уж совсем сверхъестественное. Найти дорогу из леса оказалось не так-то просто. Старые знакомые пути в одночасье зарастали и становились неторными, островки исчезали, словно их и не было, заросли хвойных кустов, хвощей и папоротника смыкались прямо за моей спиной, а деревья появлялись там, где их не было раньше. Я ходил кругами, постоянно возвращаясь на одну и ту же поляну – исходную точку моего пути. Так происходило снова, снова, и снова. Лес не хотел меня отпускать, он был разумен… и враждебен. Эту враждебность он таил до тех пор, пока я не захотел выпутаться из его плена. И снова резонный вопрос: а земное ли всё-таки? Выглядело – да, по-земному, это я сознавал совершенно точно. Но… но… но… Мне было трудно мыслить, что-то словно мешало мне сосредоточиться, спутывало в всё в голове, склеивало, усыпляло, не давало сосредоточиться. Причем, не всегда, а только тогда, когда я начинал задаваться своими не разрешаемыми проблемами.
Я шёл по воде широкими размашистыми шагами. Суровое упрямство горело во мне. Вот, передо мной расстелилось не преодолённое «озеро», за ним – продолжение леса и какой-то остров. Я, не останавливаясь, зашёл в озеро. Через несколько секунд ходьбы вода уже достигла моей груди. Ещё один шаг – и я перестал чувствовать ногой дно, провалившись в объятья обманчивой стихии. Обманчивой своим спокойствием, своей невозмутимостью. Я забыл, что не умею плавать, и беспомощно барахтался в воде, тщетно пытаясь нашарить ногами илистое дно. Стихия затягивала меня, поглощала, оплетала тысячей невидимых пут. Рассеянный, грязный свет брезжил где-то у поверхности… далеко-далеко, как маленькое узкое окошко в куполе огромной сумрачной цитадели. Свет померк, вода наполнила мои лёгкие. Я утонул.

Я лежал на влажной мягкой почве. Было тепло, но меня словно сковал мороз. Кажется, я уже не в первый раз переживал это состояние. Не знаю, сколько я так лежал, пока снова не смог двигаться. Огромных усилий и массы времени стоило мне вспомнить, что я тут уже лежал когда-то. Кажется, недавно. Мой разум перестал служить мне.
Я брёл, раздвигая заросли хвощей, папоротника и хвойных кустов. Погода портилась, на долину надвигался грозовой фронт, время от времени до моих ушей доносился вой ветра и утробные раскаты грома. На западе светились белизной пушистые облачка, которые туча, наползающая с востока, послала вперёд себя, чтобы предупредить о своём скором прибытии. Я вышел к свободному от деревьев пространству, затопленному водой. Впереди высился холм, поросший чешуйчатыми деревьями. Одно из них было странным, заметно выше всех своих соседей. Туча наползала стремительно, ветер трепал метёлки крон чешуйчатых деревьев. Мне смутно припомнилось, что, кажется, вот в этом пруде напротив я плавал и нырял. Или тонул? Внезапно ярчайшая вспышка света обожгла мои глаза, и почти одновременно с ней в небе прогремел взрыв, объяв огнём большую площадь леса. Я плюхнулся в воду от ударной волны. Горела роща на холме.
И в эту секунду я вспомнил, что совершенно точно уже видел это прежде. Это дерево не могло быть поражено молнией дважды, оно сгорело ещё в прошлый раз. В голове у меня мелькнула мысль о том, что, может быть, я просто вижу очень похожую картину уже в другом месте. Это предположение показалось мне на удивление заманчивым. Я не без труда отринул его. Взглянув на огонь, отражающийся в пузырящейся от ливня воде, я вдруг отчётливо осознал, что в этом самом месте я утонул. И случилось это после того, как молния ударила в дерево и вызвала взрыв, поджёгший лес!

Я вступил в непримиримую борьбу с окружающим пространством. Чем больше я пытался думать, тем больше что-то невидимое, но назойливое мешало мне упорядочивать мысли. Однако я не сдавался. Часами я сидел под сенью опротивевших мне деревьев и пытался восстановить свою память. Раз десять я уже видел, как чей-то скользкий бурый хвост уползает в папоротники точь-в-точь, как в первый раз, но ни разу я не видел этого зверя целиком. Ещё семь раз одна и та же (а, может, и разные) многоножка пугалась моей ноги и уползала в кусты. Несколько раз я тонул, и ещё минимум дважды молния ударяла в снова ставшее целёхоньким высокое дерево на холме за прудом. Происходило и много новых, но тоже потом повторяющихся с пугающей точностью событий. Теперь я твёрдо знал, что нахожусь у этого леса в плену, и он делает всё, чтобы не выпустить меня. Интуитивно я чувствовал, что ключ к разгадке нужно искать не в окружающем мире, циклично повторяющим самого себя, а внутри своего подсознания.
Я долго думал, что могло так сильно повлиять на мою память. Может, очень мощное магнитное поле? Но откуда ему тут взяться? И это ведь, абсолютно очевидно, не случайное, а намеренное воздействие. Меня окружало что-то разумное. Оно было повсюду, я находился внутри него, но не мог потрогать и поймать. Но зачем этому разумному такой пленник, как я? Что я имел для него? Чем был ценен?
На все эти вопросы я не находил ответа нигде, подсознание моё молчало, а душа изнывала от одиночества. Но вот однажды, наконец, я сдвинулся с мёртвой точки.

Этого места не существовало. И понял я это вовсе не потому что тут всё было такое обманчивое и бесконечно повторяющееся, а потому что вспомнил, как оно было разрушено.
Сильнейшее землетрясение гудело в долине. С ужасом глядел я, как чрево земли разверзлось и в образовавшуюся гигантскую трещину обрушивались целые лесные массивы. То там, то тут прямо из воды за считанные минуты вырастали гейзеры, выбрасывающие в воздух густые потоки раскалённого пара и газа. Катастрофа сотрясала самый эфир. Казалось, что небо падало на землю. Деревья ломались, как тростинки, и падали целыми рощами все одновременно. Вся поверхность земли ходила ходуном, как будто под ней бурлило море плавленого камня. Впрочем, почему как будто? Так и было. Леса, пруды, болота, озёра, холмы и всё, что обитало там – всё уничтожалось безжалостным гневом пустившейся в пляс земной коры. Безжалостным катаклизмом, остановить который люди были не в силах… За несколько часов пейзаж неузнаваемо изменился. На месте этой долины под многометровым газовым столбом лежали руины процветающей некогда системы болот, прудов и лесов, гармонично сосуществующие в этом удивительном, странном, но прекрасном сообществе. Увы, от них остались лишь погребённые под слоем грязи чешуйчатые стволы, мёртвые насекомые и земноводные. Но это было лишь прелюдией к грядущей катастрофе.

Воспоминание исчезло. Мне стоило огромных усилий не потерять его насовсем. Оно стало моим якорем, моим маяком. Воспоминание о разрушении леса положило начало моему спасению.